Неточные совпадения
Первое время деревенской жизни было для Долли очень трудное. Она живала в деревне в
детстве, и у ней осталось впечатление, что деревня есть спасенье от всех городских неприятностей, что жизнь там хотя и не красива (с этим Долли легко мирилась), зато дешева и удобна: всё есть, всё дешево, всё можно достать, и
детям хорошо. Но теперь, хозяйкой приехав в деревню, она увидела, что это всё совсем не так, как она думала.
— Еще этот, подле ветки, — указала она маленькой Маше маленькую сыроежку, перерезанную поперек своей упругой розовой шляпки сухою травинкой, из-под которой она выдиралась. Она встала, когда Маша, разломив на две белые половинки, подняла сыроежку. — Это мне
детство напоминает, — прибавила она, отходя от
детей рядом с Сергеем Ивановичем.
Маленькая горенка с маленькими окнами, не отворявшимися ни в зиму, ни в лето, отец, больной человек, в длинном сюртуке на мерлушках и в вязаных хлопанцах, надетых на босую ногу, беспрестанно вздыхавший, ходя по комнате, и плевавший в стоявшую в углу песочницу, вечное сиденье на лавке, с пером в руках, чернилами на пальцах и даже на губах, вечная пропись перед глазами: «не лги, послушествуй старшим и носи добродетель в сердце»; вечный шарк и шлепанье по комнате хлопанцев, знакомый, но всегда суровый голос: «опять задурил!», отзывавшийся в то время, когда
ребенок, наскуча однообразием труда, приделывал к букве какую-нибудь кавыку или хвост; и вечно знакомое, всегда неприятное чувство, когда вслед за сими словами краюшка уха его скручивалась очень больно ногтями длинных протянувшихся сзади пальцев: вот бедная картина первоначального его
детства, о котором едва сохранил он бледную память.
— Та осина, — заговорил Базаров, — напоминает мне мое
детство; она растет на краю ямы, оставшейся от кирпичного сарая, и я в то время был уверен, что эта яма и осина обладали особенным талисманом: я никогда не скучал возле них. Я не понимал тогда, что я не скучал оттого, что был
ребенком. Ну, теперь я взрослый, талисман не действует.
— В
детстве — не доиграл. Благородные
дети не принимали меня в свои игры. Вот и доигрываю…
Глядя на него, еще на
ребенка, непременно скажешь, что и ученые, по крайней мере такие, как эта порода, подобно поэтам, тоже — nascuntur. [рождаются (лат.).] Всегда, бывало, он с растрепанными волосами, с блуждающими где-то глазами, вечно копающийся в книгах или в тетрадях, как будто у него не было
детства, не было нерва — шалить, резвиться.
— Mon pauvre enfant! [Мое бедное
дитя! (франц.)] Я всегда был убежден, что в твоем
детстве было очень много несчастных дней.
Видишь, друг мой, я давно уже знал, что у нас есть
дети, уже с
детства задумывающиеся над своей семьей, оскорбленные неблагообразием отцов своих и среды своей.
Черные еще в
детстве: они пока, как
дети, кусают пекущуюся о них руку.
Я стал припоминать, на что это похоже: помню, что в
детстве вместе с ревенем, мятой, бузиной, ромашкой и другими снадобьями, которыми щедро угощают
детей, давали какую-то траву вроде этого чая.
С Покровским я тоже был тесно соединен всем
детством, там я бывал даже таким
ребенком, что и не помню, а потом с 1821 года почти всякое лето, отправляясь в Васильевское или из Васильевского, мы заезжали туда на несколько дней.
Правда, что природа, лелеявшая
детство Багрова, была богаче и светом, и теплом, и разнообразием содержания, нежели бедная природа нашего серого захолустья, но ведь для того, чтобы и богатая природа осияла душу
ребенка своим светом, необходимо, чтоб с самых ранних лет создалось то стихийное общение, которое, захватив человека в колыбели, наполняет все его существо и проходит потом через всю его жизнь.
Об отцовском имении мы не поминали, потому что оно, сравнительно, представляло небольшую часть общего достояния и притом всецело предназначалось старшему брату Порфирию (я в
детстве его почти не знал, потому что он в это время воспитывался в московском университетском пансионе, а оттуда прямо поступил на службу); прочие же
дети должны были ждать награды от матушки.
Но когда настал в жизни
ребенка период, который является переходною гранью между
детством и отрочеством, Максим увидел, как неосновательны эти гордые педагогические мечтания.
Танцует, прыгает
дитя,
Не мысля ни о чем,
И
детство резвое шутя
Проносится…
Но всё до известной черты, даже и качества; и если он вдруг, в глаза, имеет дерзость уверять, что в двенадцатом году, еще
ребенком, в
детстве, он лишился левой своей ноги и похоронил ее на Ваганьковском кладбище, в Москве, то уж это заходит за пределы, являет неуважение, показывает наглость…
По этим свидетельствам и опять-таки по подтверждению матушки вашей выходит, что полюбил он вас потому преимущественно, что вы имели в
детстве вид косноязычного, вид калеки, вид жалкого, несчастного
ребенка (а у Павлищева, как я вывел по точным доказательствам, была всю жизнь какая-то особая нежная склонность ко всему угнетенному и природой обиженному, особенно в
детях, — факт, по моему убеждению, чрезвычайно важный для нашего дела).
Агата, точно, была
ребенок, но весьма замечательный и всеми силами рвавшийся расстаться с своим
детством.
Но человек часто думает ошибочно: внук Степана Михайловича Багрова рассказал мне с большими подробностями историю своих детских годов; я записал его рассказы с возможною точностью, а как они служат продолжением «Семейной хроники», так счастливо обратившей на себя внимание читающей публики, и как рассказы эти представляют довольно полную историю
дитяти, жизнь человека в
детстве, детский мир, созидающийся постепенно под влиянием ежедневных новых впечатлений, — то я решился напечатать записанные мною рассказы.
Но вот долетают до вас звуки колоколов, зовущих ко всенощной; вы еще далеко от города, и звуки касаются слуха вашего безразлично, в виде общего гула, как будто весь воздух полон чудной музыки, как будто все вокруг вас живет и дышит; и если вы когда-нибудь были
ребенком, если у вас было
детство, оно с изумительною подробностью встанет перед вами; и внезапно воскреснет в вашем сердце вся его свежесть, вся его впечатлительность, все верованья, вся эта милая слепота, которую впоследствии рассеял опыт и которая так долго и так всецело утешала ваше существование.
— По углам, бесенята! — закричал он на
детей, которые, повыскакав из-за стола, обступили нас, — жена! рекомендую: Щедрин, друг
детства и собутыльник!
Ах, судари, как это все с
детства памятное житье пойдет вспоминаться, и понапрет на душу, и станет вдруг нагнетать на печенях, что где ты пропадаешь, ото всего этого счастия отлучен и столько лет на духу не был, и живешь невенчаный и умрешь неотпетый, и охватит тебя тоска, и… дождешься ночи, выползешь потихоньку за ставку, чтобы ни жены, ни
дети, и никто бы тебя из поганых не видал, и начнешь молиться… и молишься…. так молишься, что даже снег инда под коленами протает и где слезы падали — утром травку увидишь.
Он мысленно пробежал свое
детство и юношество до поездки в Петербург; вспомнил, как, будучи
ребенком, он повторял за матерью молитвы, как она твердила ему об ангеле-хранителе, который стоит на страже души человеческой и вечно враждует с нечистым; как она, указывая ему на звезды, говорила, что это очи божиих ангелов, которые смотрят на мир и считают добрые и злые дела людей; как небожители плачут, когда в итоге окажется больше злых, нежели добрых дел, и как радуются, когда добрые дела превышают злые.
— Сейчас увидите, господа, краткое жизнеописание нашей возлюбленной сестры Людмилы Львовны, — говорил он, бросая быстрый смешливый взгляд на сестру. — Часть первая —
детство. «
Ребенок рос, его назвали Лима».
Далее, после нескольких пустых подробностей, та же повествовательница рассказывала, что «муж ее еще в
детстве слыхал о российском городе Астрахани; что с казаками, ее пленившими, при ней соединилось много татар Золотой орды и русских, что они убивали
детей своих и пр.».
— Это и понятно, что Оресту Марковичу неприятно говорить о
детях и о
детстве, сказала хозяйка. — Старые холостяки не любят
детей.
Наружность
ребенка, его движения и голос так живо напомнили мать, что Ване представилось, будто он снова видит перед собою Дуню, собирающую валежник в кустах ивняка; картина счастливого, беззаботного
детства промелькнула перед ним, и сердце его забилось еще сильнее, краска еще ярче заиграла на загорелых щеках.
Кукушкина. Каковы бы ни были, все-таки не вам чета. Мы вот, милостивый государь, какие родители! Мы с мужем по грошам набирали деньги, чтобы воспитать дочерей, чтоб отдать их в пансион. Для чего это, как вы думаете? Для того, чтобы они имели хорошие манеры, не видали кругом себя бедности, не видали низких предметов, чтобы не отяготить
дитя и с
детства приучить их к хорошей жизни, благородству в словах и поступках.
Жена Игнатия Долинского, сиротка, выросшая «в племянницах» в одном русском купеческом доме, принадлежала к весьма немалочисленному разряду наших с
детства забитых великорусских женщин, остающихся на целую жизнь безответными, сиротливыми
детьми и молитвенницами за затолокший их мир божий.
„Бедным
детям, — запела она спокойнее, — детям-сироткам будь Ты отцом и обрадуй их лаской Твоею, и добрых людей им пошли Ты навстречу, и доброй рукою подай им и хлеба, и платья, и дай им веселое
детство…“
Гибель Бобки была неизбежна, потому что голубь бы непременно удалялся от него тем же аллюром до самого угла соединения карниза с крышей, где мальчик ни за что не мог ни разогнуться, ни поворотиться: надеяться на то, чтобы
ребенок догадался двигаться задом, было довольно трудно, да и всякий, кому в
детстве случалось путешествовать по так называемым «кошачьим дорогам», тот, конечно, поймет, что такой фортель был для Бобки совершенно невозможен.
И от волнения стала мять в руках свой фартук. На окне стояли четвертные бутыли с ягодами и водкой. Я налил себе чайную чашку и с жадностью выпил, потому что мне сильно хотелось пить. Аксинья только недавно вымыла стол и скамьи, и в кухне был запах, какой бывает в светлых, уютных кухнях у опрятных кухарок. И этот запах и крик сверчка когда-то в
детстве манили нас,
детей, сюда в кухню и располагали к сказкам, к игре в короли…
О раннем
детстве его не сохранилось преданий: я слыхал только, что он был
дитя ласковое, спокойное и веселое: очень любил мать, няньку, брата с сестрою и имел смешную для ранних лет манеру задумываться, удаляясь в угол и держа у своего детского лба свой маленький указательный палец, — что, говорят, было очень смешно, и я этому верю, потому что князь Яков и в позднейшее время бывал иногда в серьезные минуты довольно наивен.
Конечно, есть родители, которые всех самих себя кладут в воспитание
детей, в их будущее счастье, — те родители, разумеется, заслуживают благодарности от своих
детей; но моей матери никак нельзя приписать этого: в
детстве меня гораздо больше любил отец, потом меня веселил и наряжал совершенно посторонний человек, и, наконец, воспитало и поучало благотворительное заведение.
Вспомнилось и
детство, и служба в гусарском полку, и сватовство, и рождение первого
ребенка…
— Может быть, это произошло тогда, когда я был совсем еще
ребенком? И правда, когда я подумаю так, то начинает что-то припоминаться, но так смутно, отдаленно, неясно, точно за тысячу лет — так смутно! И насколько я знаю по словам… других людей, в
детстве вокруг меня было темно и печально. Отец мой, Василий Васильевич, был очень тяжелый и даже страшный человек.
Все мы «с сожалением» вспоминаем о
детстве, говорим иногда, что «хотели бы снова перенестись в то счастливое время»; но едва ли кто-нибудь согласился бы на самом деле превратиться в
ребенка.
Пелагея Егоровна. Что ж, матушка, по
детству, как умеет. Ведь
ребенок еще. Поди сюда, Егорушка.
Белесова. Нет, не ошибаюсь! Именно лучший-то мне и не годится. Вы не дали мне никакого понятия о нравственности, когда я была
ребенком, а что было во мне хорошего от природы, вы погубили, лишь только я успела выйти из
детства, и теперь торжественно вручаете меня мужу, серьезному человеку, пропитанному какими-то строгими правилами, какими-то мещанскими добродетелями.
Притом между крестьянскими
детьми нередко встречаются нежные натуры, которые если и выдерживают
детство, зато сохраняют во всем существе своем пагубные следы его надолго — на всю жизнь.
Вне этих отношений с жителями избы сиротка проводила
детство свое, как и все остальные
дети села, в совершенном забвении и пренебрежении.
Загоскин воспитывался в деревне до четырнадцатилетнего возраста; в
детстве его уже замечена была в нем необыкновенная, не часто встречаемая в
детях, страстная охота к чтению, вследствие которой скоро оказалась склонность и способность сочинять самому.
Известно, что как бы ни дурно учили
ребенка в
детстве, как бы ни плохи были преподаватели в школе, но если ученик имеет добрую волю и твердое желание учиться, то при хороших его способностях он непременно достигнет образования сам, независимо от своих наставников.
Он вспомнил, что и всегда всем было как-то тяжело в его присутствии, что еще и в
детстве все бежали его за его задумчивый, упорный характер, что тяжело, подавленно и неприметно другим проявлялось его сочувствие, которое было в нем, но в котором как-то никогда не было приметно нравственного равенства, что мучило его еще
ребенком, когда он никак не походил на других
детей, своих сверстников.
Алексей Петрович думал об отце и в первый раз после многих лет почувствовал, что любил его, несмотря на всю его немудреность. Ему хотелось бы теперь хоть на минуту перенестись в свое
детство, в деревню, в маленький домик и приласкаться к этому забитому человеку, приласкаться просто, по-детски. Захотелось той чистой и простой любви, которую знают только
дети да разве очень уж чистые, нетронутые натуры из взрослых.
Если человек с первых дней
детства привык, например, слышать постоянно мелодические звуки, то естественно, что у него разовьётся чувство музыкальное; если: в
детстве не привык человек переносить неприятных ощущений, то понятно, что малейшая неприятность выводит его из себя; если в
ребёнке успешно старались задерживать свободную деятельность мысли, то неизбежно родится в нём чувства отвращения и умственной деятельности, и т. д.
Не мудрено, если
ребенок не умел и не хотел бродить один в лабиринте запутанных отношений, среди которых прошло его
детство и которые трудно было бы разобрать и опытному взгляду, свободному от все примиряющей и все обессмысливающей рутины.
Если бы мы только не были приучены с
детства к тому, что можно злом платить за зло, насилием заставлять человека делать то, чего мы хотим, то мы бы только удивлялись тому, как могут люди, как будто нарочно портя людей, приучать их к тому, что наказания и всякое насилие могут быть на пользу. Мы наказываем
ребенка, чтобы отучить его от делания дурного, но самым наказанием мы внушаем
ребенку то, что наказание может быть полезно и справедливо.
Своенравное и балованное дома
дитя, она с
детства еще, без призора матери, привыкла совсем самостоятельно распоряжаться собою и потому не долго думала над проектом побега в Петербург.
И Васса судорожно прижалась к горбунье всем своим тонким, костлявым телом наголодавшегося в раннем
детстве ребенка.